Финальная черта под карточной системой в довоенном СССР была подведена Постановлением Совета Народных Комиссаров от 7 декабря 1934 г. «Об отмене карточной системы по печеному хлебу, муке и крупе», упразднявшим таковую с 1 января 1935 года. Это стало возможным, как сказано в преамбуле документа, «исходя из достигнутых успехов развития социалистического сельского хозяйства» и «в целях, дальнейшего улучшения снабжения рабочих и развертывания товарооборота между городом и деревней».
Хлебные пояса
С того же числа, «в отмену ныне действующих высоких коммерческих и слишком низких нормированных розничных цен» на перечисленные товары устанавливались государственные розничные цены, которые зависели от того, в какой из восьми обозначенных Постановлением поясов входил тот или иной регион – чем выше порядковый номер, тем дороже был хлеб.
Первый пояс объединял республики Средней Азии. Второй – восточные районы Украины, Молдавскую АССР, все Поволжье, включая Средне-Волжский край, Башкирскую и Татарскую автономные республики, Западную Сибирь и так далее. Московская область возглавляла третий пояс, Ленинградская – четвертый. Самым дорогим был восьмой, включавший Камчатку, Сахалин, Чукотский и Корякский национальные округа, районы Хабаровской и Приморской областей.
К Постановлению прилагались таблицы, где были расписаны цены на перечисленные виды продуктов для каждого пояса. В частности, во втором, куда входил СВК, килограмм печеного хлеба из ржаной муки 95-процентного помола должен был стоить 90 копеек, из пшеничной 96-прцентного – 1 рубль, 85-процентного – 1 рубль 80 копеек.
Проценты обозначали сорт муки, показывая, сколько ее было получено из 100 кг зерна. Чем мельче помол, тем лучше поднималось тесто. Чем крупнее, тем больше полезных веществ сохранено в муке. Исходя из этого 95-проценная ржаная стоили 2 рубля 20 копеек за килограмм, 96-процентная пшеничная – на 20 копеек больше, а самой дорогой выходила 85-процентная – три двадцать за кило. Был еще помол 72-процентный, из него делали макароны стоимостью 4 рубля 80 копеек.
Приведенные цены являлись базовыми. Исходя из них Совету Труда и Обороны поручалось установить, розничную стоимость на остальные сорта муки и печёного хлеба.
Кроме того, в целях недопущения спекуляции, временно ограничивалась норма отпуска в одни руки: хлеба – не более двух килограмм, и муки – не больше одного.
Хлебный «пожар»
К выполнению важного решения партии и правительства ульяновские власти подошли во всеоружии: к 1 января 1935 года все хлебные магазины, как в городе, так и в селах района отремонтировали и приспособили под торговлю этим «профильным» продуктом, а продавцов полностью обеспечили спецодеждой.
Наряду с уже имевшимся хлебозаводом, в Ульяновске были запущены четыре пекарни: городского рабочего кооператива (ГРК), отделов рабочего снабжения (ОРСов) железной дороги и водников, а также пекарня завода имени Володарского.
В течение первых десяти дней января торговля шла нормально. Ежесуточно городское население покупало 51 тонну хлеба, и еще 9 тонн – сельское.
Но, как говорится, не бывает так хорошо, чтобы все было хорошо – к середине месяца начались перебои. Однако не оттого, что хлеб в закромах родины иссяк, а потому, что районные организации просчитались с ежемесячным объемом потребляемого продукта: они не учли его скупку сельским населением, в том числе из соседних – Майнского, Богдашкинского и других районов, где дело с торговлей мучным изделием обстояло видимо, не так успешно.
Кроме того, выяснилось, что расчетная норма отпуска муки сельским служащим, особенно учителям, медработникам и прочей интеллигенции, крайне мала. Добирать ее они тоже вынуждены были в городе.
На возникавшие заминки люди реагировали привычно нервозно, чем тут же воспользовался приунывший было классовые враги. «У большевиков все равно хлеба не хватит. Скоро опять введут карточки. Их отменили для того, чтобы дешевле взять хлеб у мужиков. Хлеб не продавайте. Он скоро в цене поднимется. Покупайте печеный хлеб, а свой поберегите», –– нашептывали они.
Поддавшись паническим настроениям, колхозники и единоличники принялись ежедневно скупать хлеб уже в массовом порядке. То же самое делали и горожане – переходя от одного магазина к другому, из очереди в очередь, они массово запасались буханками, а потом резали их и сушили сухари, к чему также призывал классово чуждый элемент.
Масла в огонь подливали и некоторые продавцы, вывешивая на дверях магазинов объявления о том, что «хлеба нет, и не будет» и заявлявшие встревоженным покупателям, будто «скоро магазин закроют совсем, поскольку нет муки». На самом же деле, как показали проверки, перебои в торговле возникали не из-за дефицита товара, а по причине халатности некоторых завмагов, которые просто не брали хлеб в необходимых количествах, создавая его нехватку искусственно.
В середине января был пущен слух, что из-за неисправности сразу всех печей, минимум на два месяца встал хлебозавод, и у магазинов мгновенно выросли гигантские «хвосты». Ряд предприятий и учреждений, таких как Водоканал, почта, завод «Металлист» и другие стали требовать возрождения закрытых распределителей для своих рабочих и служащих. А некоторые магазины даже приступили к практической реализации этой идеи, начав продавать хлеба по спискам, паевым книжкам, запискам и так далее, встав таким образом «на путь извращения решений партии и правительства».
Руководители некоторых торговых организаций – Горвнуторга, ГРК, ГОРТ стали сокращать свои торговые сети, а директор Солдатско-Ташлинской МТС Чурашов и его главный бухгалтер Михайлов, воспользовавшись неразберихой, подняли цену на хлеб с рубля, до рубля двадцати копеек.
Пошли вверх и хлебные цены на рынке: если в первую декаду января пуд стоил 20-22 рубля, то во вторую десятидневку за него просили уже 30-35. Одновременно сократилось поступление хлеба на рынок. Начала оживать и притихшая было спекуляция, главным образом, сухарями, которыми торговали исключительно несовершеннолетние.
Взрослые же действовали наглее. Например, был отмечен случай, когда к одному из магазинов подъехала подвода, трое прибывших на ней мужиков ввалились в торговую точку и потребовали отпустить им 117 кг хлеба якобы для рабочих торфоболота. Но когда продавец потребовал предъявить документы, троица быстро покинула помещение, уселась обратно в телегу и укатила в неизвестном направлении.
Кнут и буханка
Однако разгореться занимавшемуся хлебному «пожару» Городские власти не дали, среагировав на осложнение ситуации почти мгновенно: уже 19 января состоялось специальное заседание бюро ГК ВКП(б), обязавшее руководителей торгующих организаций пресечь бардак и обеспечить бесперебойное снабжение трудящихся хлебом. А Крайвнуторг отпустил району дополнительно 80 тонн муки, что позволило уже с 20 января поставлять в магазины по 56-57 тонн выпечки ежедневно.
Тех же, кто попытался нажиться на «временных трудностях», призвали к ответу: с работы сняли упоминавшихся руководителей Солдатско-Ташлинской МТС Чурашова и Михайлов, а также директоров и сотрудников ряда продовольственных торговых точек. В частности, заведующего магазином № 4 ГРК Николая Илларионовича Гормакова, который провинился тем, что «во время перебоя отпускал хлеб по запискам технику жел. дорожной ветки на рабочих 8 чел. в две руки 9 кг. черного хлеба. Представителю Крайпотребсоюза Спиридонову – ежедневно 2 кг по записке, и Изолятору – 3-4 каравая в столовую». А продавцов магазина № 19 Мартьянову и Любимову наказали за то, что они «оставили по 3 буханки хлеба под прилавком под видом для своих служащих магазина. Зав. на это распоряжения не давала».
«За извращение принципа торговли хлебом» поплатились также заведующий ларьком № 15 Горторга Сергей Михайлович Юзин, получивший с хлебозавода 12 «лишних» буханок черного хлеба и продавший их по завышенной цене; заведующий магазином № 11 ГРК Василий Андреевич Ермаков, оставлявший ежедневно по 20 кг. хлеба для рабочих, трудившихся по договору на Спиртзаводе № 2, на территории которого находилась торговая точка, и директор магазина № 22 Панкова, припрятавшая под прилавком 5 буханок: одну – себе и четыре – якобы для служащих горторга.
Все перечисленные злоупотребления были выявлены «по инициативе общественности» и после проведенного расследования, материалы направили в суд, где обвиняемым в «расхищение государственного или общественного имущества… лицом, руководящим государственным или общественным учреждением», грозил срок «не ниже одного года с конфискацией всего или части имущества или без таковой».
Допек «недопек»
Итак, проблема количества была более или менее решена. Пришла пора бороться за качество, поскольку оно «частенько не удовлетворяет требованию. Если хлебопекарни выпускают вполне доброкачественный хлеб, то хлебозавод этого на сегодняшний день еще не добился». И его стали подтягивать с помощью уже испытанного инструмента – Уголовного Кодекса. За «бездействие власти, т.е. невыполнение должностным лицом действий, которые оно по обязанности своей службы должно было выполнить», приговором нарсуда по производственным и трудовым делам ряд работников хлебозавода был наказан в уголовном порядке: Журавлев (должность не указана) и бригадир Новиков получили по году исправительно-трудовых работ, еще один бригадир – Карпов – 8 месяцев, а сдатчики хлеба Миронов и Максимов – по полгода все тех же ИТР.
Два года, но уже реальной отсидки за бесхозяйственность, то есть «небрежное или недобросовестное отношение к порученному делу лица, стоящего во главе государственного или общественного учреждения и предприятия», тот же суд отмерил некоему Журавлеву М.И.
За злоупотребление властью от одного месяца ИТР до двух лет лишения свободы получили еще четыре руководителя, и один был оправдан. Шесть человек за кражи государственного имущества суд приговорил к наказанию исправительно-трудовыми работами длительностью от трех месяцев до года. А единоличник И.С. Абрамов и бывший торговец З.К. Артемьев за спекуляцию хлебом отправились в места не столь отдаленные аж на пять лет каждый.
Но суровее всех были наказаны Петр Дмитриевич Кудинов, Иван Петрович Шешнев и Павел Алексеевич Базарнов – по «закону о трех колосках» каждый из них был приговорен к десяти годам лишения свободы. Никаких иных сведений об этих людях нет, известно лишь, что свои сроки они получили в рамках кампании по борьбе с «извращением принципа торговли хлебом».
Всего же за период с 20 января по 20 марта 1935 года в связи с реализацией Постановления от 7 декабря 1934 года об упразднении карточной системы, было возбуждено 12 уголовных дел. В том числе: два за недоброкачественную выпечку, по одному – за искусственное создание перебоев в торговле, превышение цен на хлеб и антисанитарное состояние торговой точки. Три – за хищения и четыре – за спекуляцию.
В результате принятых экстренных мер ажиотажный спрос стал падать, запросы покупателей обеспечиваться полностью, очереди «рассосались», а цены на рынке снизились до 23-25 рублей за пуд, хотя некоторая напряженность все же сохранялась.
Но уже к апрелю, по информации прокурора Ульяновского района Арянина, направленной им в Краевую прокуратуру, отмечалось, что «за первую декаду апреля месяца 1935 г. дел, связанных со спекуляцией печеным хлебом, не происходило. Возбужденных дел за спекуляцию в Милиции также не имеется. Нет этого рода дел и в Нар. Судах». А те четыре, что были направлены туда по фактам спекуляции хлебом в период с 1 января по 1 апреля, уже рассмотрены.
Перебои с хлебом, имевшие место в феврале и марте, усиления спекуляции не повлекли, поскольку привоз муки на рынок был достаточным и рыночные на муку «исключали прибыльность спекуляции печеным хлебом».
К апрелю перебои торговли хлебом изжиты, хлеба в магазинах достаточно. Этому много способствует значительное уменьшение наплыва в город за хлебом сельских жителей, очевидно, в виду развернувшегося сева.
Правда, 11 апреля на базаре была задержана группа Кочегарова, участники которой занимались перепродажей «по баснословной цене» дрожжей, каковых у задержанных изъяли аж 36 килограммов. Уже 14 апреля расследование по данному факту было окончено и в этот же день дело передано в суд, приговоривший главаря спекулянтов Кочегарова к 5 годам лишения свободы.
«Таким образом, – подводил итог сказанному Арянин, – прокуратура считает г. Ульяновск и район по спекуляции хлебом сравнительно благополучным».
Если тебе Колхозник имя
Примечательно, что одновременно с либерализацией хлебной торговли, государство стало ослаблять гайки и по другим направлениям. В частности, 28 июля 1935 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло Постановление «О снятии судимости с колхозников», осужденных к лишению свободы на сроки не более пяти лет «либо к иным, более мягким мерам наказания и отбывших данное им наказание или досрочно освобожденных до издания настоящего постановления». Но при условии, что они «добросовестно и честно работают в колхозах», даже если на момент совершения преступления были единоличниками.
Судимость не снималась с осужденных по всем преступлениям на срок свыше пяти лет, в том числе за злостное и систематическое невыполнение обязательств по поставкам сельхозпродуктов (зерна, мяса, молока и др.), на получивших сроки за контрреволюционные и особо опасные преступления против порядка управления, а также на рецидивистов.
Снятие судимости влекло не только моральные, но и важные правовые последствия для осужденных. Оно освобождало их от дополнительных мер наказания, таких как «удаление из пределов РСФСР или отдельной местности с обязательным поселением в иных местностях или… с запрещением проживания в отдельных местностях», увольнения с последующим запрещением занятия той или иной должности, а также запрета занятия той или иной деятельностью или промыслом. Таким образом, сотни, если не тысячи людей получали возможность вернуться в родные места из так называемой кулацкой ссылки и устроиться на хорошую работу.
Специально создававшиеся в регионах комиссии в составе прокурора, председателя суда и начальника управления НКВД, под председательством главы соответствующего исполкома должны были завершить работу по снятию судимости с колхозников не позднее 1 ноября 1935 года.
Жить становилось лучше, жить становилось веселей.
Страна готовилась к принятию новой, сталинской, Конституции.
Источники:
ГАУО. Ф. Р-1435, оп.1, д. 445, л. 29.
ГАУО. Ф. Р-1435, оп. 1. д. 685, л.1, 6,7, 8.
ГАУО Ф. Р-1435, оп. 9. д. 7.л 51.
Владимир Миронов
